Глава налогового департамента Минфина РФ Алексей Сазанов в интервью Reuters разъяснил точку зрения Москвы насчет скрытого субсидирования экономики Беларуси и необходимости обеления этого процесса.
Прямая речь Сазанова:
Беларусь: Это сложный вопрос, мы в процессе обсуждения. Будет ли компенсация (ред. – налогового маневра РФ), в каком объеме и какие инструменты при этом использовать. Но в любом случае это должен быть “счетный механизм”, когда все будут видеть, какую сумму в год мы направляем из бюджета России на поддержку республики Беларусь. Когда мы предоставляли поддержку в виде дифференциала в пошлинах, никто этого даже не видел, это было некое скрытое субсидирование экономики Белоруссии.
Сейчас, когда проводится маневр, все это “всплывает” на поверхность, больше такого скрытого субсидирования уже не будет. Раньше это было “серое поле”, когда деньги терял федеральный бюджет России, а получали нефтеперерабатывающие заводы Белоруссии. То есть это не были взаимоотношения хозяйствующих субъектов или взаимоотношения “бюджет – бюджет”, это были взаимоотношения “бюджет - хозяйствующий субъект”. Теперь происходит значительное “обеление” взаимоотношений в этой части, и это очень хорошо.
Коллеги говорят, что мы несправедливо приняли суверенное решение об изменении налогового законодательства. Однако изменение налогового законодательства не регулируется в рамках соглашения о Евразийском союзе. Это наше суверенное право определять налоговый режим внутри страны, и в рамках этого права мы его немного подкорректировали, не нарушая никаких международных соглашений.
(Россия теряла) огромные суммы. Значительно больше триллиона рублей с 2005 года.
Ограничение поставок нефтепродуктов в Беларусь
Белоруссия имеет профицит по всем нефтепродуктам за счет своей нефтепереработки. Поэтому им выгодно закупать российские нефтепродукты - более дешевые с учетом того, что у нас социально-ответственные нефтекомпании и цены ниже, чем экспортная альтернатива, - а свои нефтепродукты вывозить на экспорт и зачислять экспортные пошлины в свой бюджет. Соответственно, поставляя нефтепродукты в Белоруссию, российский бюджет недополучает экспортные пошлины, так как эти нефтепродукты идут на удовлетворение внутренних потребностей рынка Республики Беларусь. По сути, это опять скрытая форма субсидирования теперь уже внутреннего рынка Белоруссии.
Когда закончится маневр в нефтяной отрасли, такого уже не будет, но пока мы ставим вопрос об ограничении поставок. Баланс этот определяет Минэнерго. Нужно понимать, что в Белоруссии есть приграничные области, где заводы расположены ближе к европейской части, и им объективно выгодно везти туда нефтепродукты, например, из Смоленской области. Разговор может идти об объемах поставок от 100 до 300 тысяч тонн в год, но не о 2 миллионах тонн, как в настоящее время. В прошлом году мы потеряли на этом 10 миллиардов рублей, в этом году только за первое полугодие - еще 10 миллиардов.
Налоговый маневр: При проведении налогового маневра в нефтяной отрасли у нас было несколько стратегических целей. Во-первых, это отказ от скрытого субсидирования, которое мы осуществляли. Это касается как экспортно-ориентированных заводов, которые не поставляют нефтепродукты на внутренний рынок, так и заводов, которые расположены в странах экономического союза. Нам пришлось пойти на некоторые уступки в этом вопросе, но на наш взгляд, уступки достаточно объективные. Это либо компании, у которых есть проблемы с привлечением финансирования, потому что они под санкциями, либо компании, которые вложили большие инвестиции в модернизацию своих заводов, но ориентировали их не на выпуск бензина, а на выпуск дизельного топлива. Так как условие по модернизации было сформулировано уже в рамках подготовки к налоговому маневру, было бы несправедливо оставлять “за бортом” тех, кто проинвестировал 60 миллиардов, но не стал строить каталитический крекинг, а пошел, например, через строительство установки гидрокрекинга. В любом случае, это инвестиции в экономику, которые создают добавочный продукт, поэтому мы здесь уступили. В целом, мы считаем, что первая цель достигнута.
Вторая цель заключалась в наведении порядка с предоставлением льгот по экспортной пошлине. У нас было много претензий к методике предоставления таких льгот, когда фактически не осуществлялся контроль за затратами. Льгота предоставлялась, но никто потом не спрашивал, соответствует ли модель, заявленная для получения льготы, реальным показателям, которых добилась компания. Поэтому мы отказались от этого несовершенного механизма и внедрили новый механизм, где у нас есть надежный администратор в лице ФНС. Со следующего года методики по экспортной пошлине больше не существует. Мы закрыли перечень тех, кто мог бы получить льготу по методике, перенесли все это в закон, и само постановление правительства со следующего года утратит силу. Теперь все, кто захочет получать льготы, могут сделать это только через НДД. Можно дискутировать об экономической эффективности НДД, совершенен он или нет, но у него есть неоспоримые преимущества по сравнению с методикой по льготам по экспортной пошлине - все администрирование осуществляет ФНС, и любые льготы предоставляются только по факту. Объем льгот для компаний будет определяться только на основании подтвержденных в ФНС фактических данных, какую выручку вы получили и какие затраты понесли. Можно спорить о параметрах НДД – я уверен, они еще будут корректироваться по мере наработки опыта применения этого нового режима - но все же мы смогли добиться того, что отказались от механизма предоставления льгот по методике. Конечно, налоговый маневр в нефтяной отрасли как раз сложил этот паззл, потому что введение НДД без маневра, по сути, сохранило бы методику. Это были бы два механизма стимулирования, которые существовали бы параллельно и постоянно конкурировали между собой. А с проведением маневра мы отказались от методики, и теперь все возможно только в рамках НДД.
Третья цель, которую мы, безусловно, перед собой ставили - это получить дополнительные доходы бюджета. Действительно, в налоговом маневре появились демпфирующая и логистическая компоненты. Но даже с учетом этого, доходы бюджета, которые могут быть направлены на финансирование расходных обязательств, при цене нефти около $40 за баррель составят триллион рублей за 6 лет. Это тот триллион рублей, на который мы сможем дополнительно профинансировать расходы.
Демпфирующая компонента начинает работать в минус для бюджета только при цене нефти более $60 за баррель, и финансируется она за счет дополнительных нефтегазовых доходов, которые сейчас направляются на покупку валюты и зачисляются в ФНБ. Соответственно, демпфирующая компонента изменяет трансферт в ФНБ, но на расходные обязательства бюджета никак не влияет. То есть мы изыскали средства для того, чтобы дополнительно профинансировать расходы бюджета на один триллион рублей в течение 6 лет. Третью стратегическую цель мы исполнили в полном объеме.
По нашим расчетам демпфирующая компонента по году не превысит 10 процентов от общего объема трансферта в ФНБ. Даже в самом худшем для нас сценарии трансферт в ФНБ в зависимости от цены нефти будет меньше всего на 5-10 процентов. Это достаточно терпимый уровень. И эти деньги – исключительно поддержка цен на топливо на внутреннем рынке, а не просто предоставление средств нефтяным компаниям. В какой-то форме мы направляем эти деньги на выполнение социальных обязательств государства. Косвенно, конечно, но именно так и есть, потому что за счет них удерживаются цены на внутреннем рынке. Мы ставим целевой ориентир по цене топлива на внутреннем рынке, если компании придерживаются этой цели, они получают эти деньги. Нефтяные компании получают эти средства только в том случае, если они торгуют на внутреннем рынке от нашей целевой цены в диапазоне не более чем плюс 10 процентов. Если же они отбиваются от этой цены, то никакого трансферта не будет, демпфирующая компонента перестает работать, она обнуляется.
Демпфирующая компонента - это новый инструмент. ФАС неоднократно говорила, что в рамках абсолютно рыночной экономики, когда на рынке тысячи участников, он работать не будет. Но когда участников пять, и это, по сути, олигопольный рынок, на наш взгляд, есть шанс, что этот инструмент заработает. В следующем году мы будем мониторить его эффективность и на основе результатов принимать решение, что делать дальше.
На мой взгляд, три стратегические цели, которые мы перед собой ставили, достигнуты на 70 процентов. Есть определенные пункты, против которых мы выступали - в части логистической компоненты, занимали более жесткую позицию по заводам, которые могли претендовать на отрицательный акциз. Еще сейчас пока не до конца урегулирована ситуация с Белоруссией, которая просит определенную компенсацию в связи с удорожанием нефти для их заводов. Будет ли какая-то компенсация или нет – это вопрос переговоров. Поэтому налоговый маневр успешен на 70 процентов, но есть определенные шероховатости. Главное, что в процессе согласований мы не утратили те стратегические цели, которые изначально преследовали. Я считаю, что мы добились их.
Возможно, будут корректировки в демпфирующей компоненте, если все будет работать не так хорошо, как мы этого ожидаем. Необходимо посмотреть, насколько эффективен этот инструмент влияния на цены внутреннего рынка. Он абсолютно новый и не применялся нигде в мире. Также необходимо наладить администрирование отрицательного акциза, так как по нефти будут предоставляться огромные объемы отрицательного акциза. Возможно, тут будут какие-то технические корректировки.
Это очень сильное заблуждение, что все компании в итоге получили отрицательный акциз. Если смотреть от общего количества тех, кто сейчас не совсем справедливо, по нашему мнению, получает экспортную субсидию и кому мы не хотели давать отрицательный акциз, то 2/3 компаний мы его не дали. Для нас это достижение, может быть, не самое большое, но все же.
Демпфирующая компонента, которая направлена на поддержку цен внутреннего рынка, при сегодняшних ценах в следующем году составит около 400 миллиардов рублей. Отрицательный акциз гораздо больше, он сильно зависит от цен на нефть. При нефти $60 за баррель и курсе 58 (рублей) за $1 в следующем году в среднем по России он составит порядка 600 рублей на тонну. Это существенно.
Цифры по дополнительным доходам были разные - 1,5 триллиона, 1,6 триллиона рублей. От этих значений мы постепенно спускались вниз. Но нужно иметь в виду, что триллион, о котором мы говорим сейчас – это заниженная цифра. Мы учитывали определенные условия: есть нерешенные вопросы с Белоруссией, также не все нефтяные компании удовлетворены. Когда мы говорим, что мы спустились от 1,6 триллиона до 1,0 триллиона, это не совсем так. До триллиона мы еще не упали.
Есть сегодняшние планы по модернизации, но какого-то драматического сокращения выхода темных нефтепродуктов не предполагается. Может запуститься около десятка установок, не более. По сегодняшним планам, в основном это установки коксования, гидрокрекинги, но их не очень много. Поэтому значительного влияния на сумму отрицательного акциза это не окажет. Если бы мы, например, обнулили выпуск мазута в ближайшие пять лет, можно было бы говорить о радикальном влиянии. Но так как этого не будет, и мы, возможно, сократим выпуск мазута всего лишь на 10-15 процентов, отрицательный акциз подрастет совсем чуть-чуть.
Я могу сказать абсолютно точно, думаю, и нефтяные компании все с этим согласны, - в части добычи эффект от налогового маневра для компаний нулевой. Статус-кво сохраняется для них при любых возможных сценариях.
Акциз на нефтепродукты
С 1 января 2019 года он будет расти и примет старое значение, которое было бы до изменений, произошедших летом. Сейчас все идет, как запланировано. Но скачка цен на внутреннем рынке не будет, теперь ведь есть демпфирующая компонента.